Колдун из клана Смерти - Страница 139


К оглавлению

139

— И какую тему вы хотели «обсудить»?

— Семейные узы, — юноша был неподвижен. — Мы знаем, что это такое, ценим их и понимаем твою боль.

— Мою боль?! — прошипел Бальза.

— Как и боль твоей сестры, — невозмутимо продолжил Иноканоан. — Мы понимаем, как тяжело, когда между братом и сестрой происходит размолвка. Это так печально.

«Кто из нас чокнулся? Я или они?» — подумал Миклош.

Соломея плясала вместе с падающими с неба снежинками, кружась в чарующей пляске зимы.

— Хранья пришла к нам и попросила помочь. Рассказала, как дорог ей ты и ее утраченная семья. Она просила нас стать посредниками. Мы не могли отказать в такой просьбе. Но ты напал на нас.

— Очень досадное недоразумение, — проронил Бальза и ожег сестру ненавидящим взглядом. — Если вы хотели поговорить, почему не предупредили? Зачем…

— Мы предупредили, — мягко сказала Соломея.

— Предупредили?! — не выдержал нахттотер. — Как?! С помощью дурацкого видения, где все эти мрази были мертвы?!

— Тебе не понравилось? — удивленно захлопала ресницами девочка, прекращая танец.

Миклош закатил глаза. Он отказывался понимать странную логику этих созданий. Спорить с ними бессмысленно. Пытаться что-то объяснить — тоже. Их поступки — квинтэссенция безумного абсурда.

Иноканоан выпрямился, легко спрыгнул вниз и подошел к тхорнисху.

— Вам следует остаться наедине, чтобы все обсудить. Никто кроме вас не поможет вам договориться между собой.

Бальза сухо рассмеялся. Эти душевнобольные, кажется, и не подозревают, во что выльется «обсуждение».

— Скорей мы вцепимся друг другу в глотку. Не так ли, сестренка?

Хранья промолчала.

— Значит, кому-то из вас суждено умереть.

— С чего такая забота о воссоединении моего клана? Вы разрушили его единство, когда убили Луция.

— Мы не понимаем, о чем ты говоришь. — Сейчас Соломею интересовали куда более важные вещи, чем древние смерти. Она наблюдала за снежинками. — Все обиды между нашими семьями решены задолго до твоего рождения. Разве я могла убить Луция. Как думаешь?

С этим вопросом она обратилась к Иноканоану. Тот основательно обдумал его и серьезно ответил:

— Я помню, что хотел кого-то убить, но, кажется, он пока еще не успел родиться. Нам пора. Доброй ночи, Миклош. Доброй ночи, Хранья.

— Доброй ночи, — сказала тхорнисх. — Еще раз благодарю вас за помощь.

— Мы не рады, что согласились ее оказать, — юноша печально опустил взгляд. — Погибли мои братья и сестры. Это большая утрата.

— Я сожалею.

Не ответив, лигаментиа взялись за руки и пошли прочь.

Как только они исчезли из виду, к Миклошу вернулась магия, но это вряд ли чем-то могло ему помочь. Двенадцать против одного! Его не спасет даже то, что каждый из них гораздо слабее, чем он.

— Ну вот, брат, — сказала Хранья. — Ты добился своей цели — мы перед тобой. Что будешь делать теперь?

— Постараюсь убить как можно больше.

— К чему эти жертвы? Я бросаю тебе вызов. Только ты и я. Решим, кому принадлежит клан в схватке один на один.

Бальзе стоило большого труда сохранить серьезное лицо. Она, дура, вызывала его! Она! Не способная создать мало-мальски приличного заклинания! Кажется, ее общение с сынами Лигамента оказалось само по себе заразно. Сестренка подцепила безумие в крайне тяжелой форме.

— Интересное предложение. А как же твои подхалимы? Будут стоять спокойно в независимости от итогов этой… м-м-м… дуэли?

— Мало того. В случае моей смерти, они присягнут тебе.

Альгерт нахмурился, его лицо потемнело. Остальные тоже не выглядели счастливыми.

— Как это мило с вашей стороны, — все еще сомневаясь, протянул Бальза.

— Так что? Ты согласен?

— Конечно, — сказал он. И бросил вперед любимую «Волну Танатоса».

Вопреки его ожиданиям, Хранья оказалась готова к этому и закрылась «Бледным тленом». Ее отбросило назад, протащило по снегу добрых шесть метров, и Миклош, не мешкая, прыгнул следом.

Но она поразила его во второй раз. Атаковав. Нахттотер смог увернуться от мощнейшего «Смеха Исдеса», на ходу вытащил любимый «кнут», который тут же серым песком просыпался на землю. И в следующее мгновение в грудь пораженного Бальзы ударил «Поцелуй Медузы»…

Он приходил в себя мучительно долго. Боль, терзавшая тело, оказалась несравнимо сильнее всего, что он испытывал прежде. Создавалось ощущение, что в затылке поселился ледяной паук. Насекомое лапами сжимало его голову и медленно, с наслаждением, высасывало мозг. Позвоночник оброс льдом и казался инородным телом, из-за которого болевая чувствительность каждого нерва была обострена до предела.

— Расшевели его.

— С радостью.

Миклоша сильно ударили по лицу. Раз, другой, третий. Удивительно, но это помогло. Паук на какое-то время ослабил хватку, и нахттотеру удалось поднять тяжелые веки.

Отчего-то первым делом он обратил внимание на метель, в которую превратился тихий ночной снегопад. Она сопровождалась напористым, ледяным, порывистым ветром. Затем Бальза понял, что находится на крыше какого-то высотного здания. Внизу, едва видимые из-за разгулявшейся непогоды, тускло горели огни огромной Столицы.

Кроме Альгерта и Храньи рядом никого не было.

— Им не интересна твоя смерть, — словно прочитав его мысли, сказала сестра.

— Какие же они после этого тхорнисхи! Я бы пришел, — просипел Миклош, отмечая, что сидит на большом, жгущем холодом ледяном стуле. Обе руки оказались прикованы к подлокотникам конструкции с помощью «Слюны гидры».

139